Ее имя переводится не иначе как Красивая Женщина. Художников она вдохновляет на создание картин. Свои стихи посвящает жителям этого метафизического города. А еще она мечтает снять фильм: о своей родине, о своем народе, о Чукотке. Когда у нее спрашивают, чем ты занимаешься — в ответ звучит любимая фраза: «Я не работаю, не учусь, хожу по галереям, смотрю картины и делаю вид, что что-то понимаю в искусстве».
Пройти мимо этой девушки просто невозможно. Маленькая девочка-чукча с большим сердцем, с огромной жаждой жить, любить и творить прекрасное — Тамара Навго.
Первое впечатление, которое производит Тамара, сродни удару шаровой молнии — экзотика. Вот он образ далекой Чукотки, Крайнего Севера: юрты и яранги, заснеженные сопки. В Северную столицу чукотская девушка приехала получать высшее образование. И сразу стала объектом внимания большинства петербургских художников. Небольшого роста, с очень выразительными глазами. А когда распустит волосы — похожа на настоящую шаманку. И еще маленькая чукча, так ее прозвали петербургские друзья, знает невероятное количество всевозможных эпических историй. Тамара очень любит рассказывать свои сны и легенды из жизни ее предков. Она покинула родной дом в 12 лет, закончила училище искусств в Мурманске, живет в Петербурге. Но в своих снах она возвращается на остров Айон, разговаривает с мамой и верит, что обязательно будет счастлива.
– Что ты хочешь получить от этого города?
– Я люблю этот город… У меня есть мысль написать статью «А можно мне жить в этом городе?» Потому что многие до сих пор хотят загнать меня в юрту.
Когда я была маленькая, у нас на Чукотке в интернате работали девочки по распределению из Ленинграда. Была такая девушка Валя. Каждый раз, когда она уезжала в отпуск, брала с собой маленького чукчу, и однажды очередь дошла до меня. Я должна была поехать в Ленинград. Когда оставалось несколько дней — приехала мама… и забрала нас с сестрой. В этот город я приехала только через 20 лет. В Петербург я рвалась всегда, мне казалось, что этот город создан только для меня. Даже когда я жила на Чукотке с гражданским мужем — я мечтала уехать. Однажды ему приснился сон, будто бы он ушел в тундру и нашел 300 оленей. Три года он пас этих оленей, и они стали как при его деде, которого раскулачили. Он восстановил это стадо. Я его как-то спросила. А я есть рядом с тобой, но меня в его снах не было. Он мне сделал замечание, ведь и его нет в моих мечтах: я всегда мысленно жила в Питере. Ведь мама всегда говорила, что я самая талантливая, самая умная и обязательно должна стать известной. И я обещала маме вернуться на родину с собственной концертной программой.
Постепенно я знакомилась с самыми разными людьми — кинодраматургами, режиссерами, поэтами, художниками, музыкантами, модельерами… Поступала на режиссерский… Провалила. И всегда писала — романсы, стихи, прозу. Но так и не решалась выходить с собственной концертной программой.
Меня как-то спрашивали: «Что вам нужно, Тамара, чтобы вы стали знаменитой?» Все говорили, что нужны деньги! А я вспоминаю, ведь в России все решалось на симпатиях. Мне нужно встретить четырех человек. Пример — Эдит Пиаф: она пела на улицах, нищенствовала, страдала. Мне хотелось примерить ее судьбу как ее шубу. Я сделала вывод, что для женщины- актрисы достаточно встретить четырех человек. У нее были поэты, композиторы, импресарио, и человек, которого она любила — обязательно — иначе женщина не сможет так спеть, как она. Так как я сама пишу песни, то два первые человека отпадают… Но я бы хотела, чтобы у меня были такие замечательные поэты, как Евгений Мартынов, как Андрей Дементьев, Роберт Рождественский… Город дал мне уверенность, что у меня все получится.
– Те вещи, которые ты создаешь — ты посвящаешь Чукотке?
– У меня есть мечта. Однажды вернуться на мой родной остров Айон с собственной концертной программой. Я не спешу здесь выступать со своими романсами, хотя в силу моих тесных знакомств с людьми искусства — могла бы. Ну кто поедет на этот остров — на него хочу только я! У меня есть романс, который я посвятила женщине, работающей на почте. Она всегда мечтала быть актрисой, но при этом работала почтальоном. Недавно я написала рассказ «Нищий король» и посвятила его человеку, которого постоянно встречала, когда возвращалась с работы домой. Он всегда сидел на тротуаре и просил милостыню, но когда видел меня — его лицо менялось, он становился королем, спина выпрямлялась, глаза смотрели гордо, и чувствовалась, что это не опустившийся бомж — что когда-то его любили женщины, он был достоин их любви. И как-то раз я увидела его в немощном состоянии, без ноги, с трудом добирающегося до своего «рабочего» места. И ему было стыдно, что он такой. Но на следующий день он снова встречал меня гордым взглядом. Так я придумала историю про короля. Когда я пишу рассказы или легенды, я упираюсь в чукотский фольклор — он очень рационален. Вообще, чукчи могут научить весь мир рациональности. Есть такое понятие — одним выстрелом убить трех зайцев. Я поняла, что мне нужны короткие вещи, как притчи, как легенды… За основу я беру маленькую кассету… где поет мама. Там есть письмо для девочек из Магадана. Когда я слушаю язык — он настолько прекрасен, я жалею, что я не шаманка… Ведь я могла ею стать. Моя мать была шаманкой и всегда говорила, что во мне течет медвежья кровь. И действительно — ноготь на мизинце левой ноги у меня с детства растет как медвежий. «Девочки, девочки скорее учитесь, возвращайтесь домой. Вас ждут ваши ученики, и вы научите их читать, писать. Но научите их еще петь песни, танцевать и видеть прекрасное». Один из моих последних рассказов посвящен как раз учителям чукотского языка. Однажды на Чукотку приехал француз, чтобы выучить чукотский язык. Он жил у старика и старухи. Француз хотел знать все. Едут как-то старик и француз на оленях, и француз спрашивает, а как будет горизонт? Старик ничего не придумал и сказал «кымын» — это означает червяк. Француз долго спорил и не мог понять, почему «кымын» — это горизонт. «Когда ты уедешь с Чукотки, ты поймешь, куда ползет этот червяк», — говорил ему старик. Француз долго допытывался и только когда сел в самолет и посмотрел сверху на Чукотку, он понял, что этот червяк — чукотский горизонт— залез ему в душу, в самое сердце».
– Тамара, ты говорила, что мечтаешь снять фильм о Чукотке?
– Да, я как раз пишу сценарий. Но пока я пишу его внутри себя. Это будет фильм-воспоминание. О моей маме-шаманке, которая умерла, так и не дождавшись, когда ее дочь покажут по телевизору, о моих друзьях, которые остались на острове Айон. О богатом духовном уровне нашего народа.
Если вы проведете пальцем от Мурманска по Арктическому побережью, вы упретесь в Чаунскаю губу. Если присмотритесь, то увидите нос, волосы растормошенные и огромную пасть, которая хочет проглотить остров Айон. В нашем селе Айон проживает 165 человек. С другой стороны остров похож на половинку каравая… Будто Господь одну половинку каравая съел, а другую оставил… По легенде считается, что когда-нибудь он вспомнит про этот кусок и съест его.
Мы живем на острове и видим многие поколения один и тот же сон, что Айон тонет. Я тоже видела такой сон: вода прозрачная и на цепи собака, которая не может отцепиться… и вот она уже под водой. Многим снится, но люди пренебрегают смертью и плюют на нее.. ведь смерть — это временное явление… Это, кстати, перешло и на другие вещи — деньги, слава, престиж…— у нас нет такого понятия…
Не бояться смерти — это присуще моему народу. Считается, что мы всегда возвращаемся обратно. Например, на руках женщина держит ребенка, многие начинают спорить кто вернулся: это вернулась бабка, у которой больная нога… нет, это вернулся мой старший брат, который умер два года назад. Вот такое отношение к жизни и смерти, придуманное моим чукотским народом . Люди верят в то, что мы бессмертны.
У меня был случай, когда я первый раз забеременела. Чтобы злые духи не услышали, мама всегда говорила зашифрованным текстом. Когда она увидела первые признаки: слабость, головокружение, тошнота , она сказала : «Ты не одна». А я не могла понять… Я ей всегда говорила: «Опять твои шаманские штучки"… Она мне в ответ, что, мол, вернулась бабка, у которой болел желудок… А когда через полгода у меня произошел выкидыш — у меня была девочка. Мама все определила…
Наша мама воспитывала нас с сестрой по-чукотски: никогда не воруйте, если надо — попросите, если дают — не ломайтесь, берите. Мама всегда говорила, что ворованные вещи имеют ноги…
– Твоя мама была шаманкой, почему ты не стала продолжать ее дело?
– По чукотской мифологии считается, что самая сильная шаманка — это женщина… Если шаман — мужчина, то в помощницы он берет женщину — это означает, что ему помогает мужской дух… Были такие мужчины-шаманы, которые специально становились женщинами. У них были косы, и они даже выходили замуж, чтобы только завлечь к себе более сильного покровителя.
Мама не была прирожденной шаманкой. Просто маленькая она упала в костер и обожгла себе голову. Врачи от нее отказались, а где-то в горах, в каньонах прятался от советской власти вездесущий шаман. И об этом знали немногие — ее отвезли туда. И он ее лечил… Он вылечил мою маму… Она стала много видеть, много знать и понимать. Например, когда она говорила, что она знает все на свете — мы с сестрой не верили. Как она может все знать, когда она живет на Чукотке? А она говорила — у меня на голове карта мира. Однажды я подошла к ней спящей и посмотрела ее ожог — действительно у нее было все, кроме Австралии, Арктики и Антарктиды… Мы росли с таким ощущением, что у нас ненормальная мама. Дети нас дразнили, обижали. Но мама сумела через какие-то шуточки внушить мне, что я необыкновенный ребенок. И я росла с мыслью, что я буду знаменитая, счастливая. Я росла и торопила свое детство. Когда я была влюблена в классический балет, мне казалось, что я должна ставить «Бахчисарайский фонтан». Я брала сопливую девочку-чукчу, заставляла ее бегать и стучать в двери. Я же кричала на нее, как настоящий режиссер, и всех это забавляло… Когда с нами никто не дружил, мне казалось, что я должна веселить нашу семью — я придумывала маленькие концерты. Мы с моей сестрой Верой уходили за водой и долго не возвращались, так как я устраивала для моей сестры «Песню-81, 82». И мы жили бедно, но счастливо… Мама всегда говорила, что если у вас есть глаза и если вы будете смотреть с помощью сердца — то оно откроет вам самое красивое. И однажды я легла на землю — долго лежала на проталине и вдруг увидела, что в небе высоко-высоко чайки. С этой новостью прибежала к маме. Мама ответила, что я молодец — лето будет жаркое… И лето точно было жаркое… У нас на Чукотке есть птица счастья — это розовая чайка. Кто ее увидит, тот будет счастлив. Однажды они перепутали координаты и вместо того, чтобы лететь на юг — они прилетели на Чукотку, и они мерзли и умирали от холода. Люди пытались их спасти… Я помню, что я тогда подумала — господи, сколько счастья люди потеряли. Кто-то лишился возможности увидеть птицу и почувствовать себя счастливым.
Я выхожу из любого здания как чукча — в первую очередь смотрю на небо… Мужчина-петербуржец смотрит в таких случаях, не испачкает ли он обувь, а женщина смотрит, нет ли под ее ногами лужи… А я выхожу и смотрю на небо, там долго падает звезда, и тогда я понимаю, что буду счастлива… Женщинам-шаманам нельзя иметь детей, а я всегда хотела иметь дочку. У меня в Мурманске маленькая дочурка, которая живет с папой. Я к ней обязательно вернусь, как только напишу сценарий фильма.
– Кажется, что ты абсолютно самодостаточна — тебя не пугает одиночество в этом городе?
– Здесь у меня очень быстро появились друзья. У меня была семья художников, семья модельеров, семья киношников… Модельеры говорили только о платьях, о тонах… Художники говорили, что все бездарны, а они одни гениальные. А когда я приходила к киношникам, они говорили только о кино… Я всегда жила в этом мире… Очень часто я листаю свою записную книжку и думаю, кого на этот раз я хочу видеть. Я беру один жетон, еду на последних электричках, иду по каналу Грибоедова, приезжаю к знакомым, тяну руку к звонку и понимаю, что я и к ним не хочу… Я хотела к маме и на остров.
В моем творчестве всегда присутствует одиночество.
Чтобы появилось стихотворение, я влюбляюсь в мужчину, влюбляю его в себя. Когда я вижу, что человек влюблен в меня — я счастлива. Я его бросаю, иначе у меня не появится стихотворение. И тогда я оказываюсь опять одна… Так делала Марина Цветаева. Мне нужно, чтобы мне было плохо.
У меня до сих пор остается чувство, что я должна куда-нибудь два раза в год уехать. Я сейчас в Питере и мне все равно надо куда-то уехать… Наверное это от оленей. Два раза в год все наши олени зимой шли с материка на остров, и люди шли вслед за ними. Никто не мог их остановить, они переплывали залив и зимовали на Айоне. А потом весной уходили обратно на материк.
Мне кажется, что состояние одиночества идет из детства, когда ты живешь как птица. Становится холодно и надо куда-то лететь.
На этот раз свободная птица Тамара Навго улетела в Москву: писать стихи, работать в чукотском ресторане официанткой и петь там свои романсы. Но обещала вернуться в Петербург. Ведь здесь она пишет свои легенды о Чукотке, о людях, которые разговаривают с ветром, общаются с духами и верят в любовь — чувство объединяющее все нации и религии.
Светлана Осипова, фото Андрей Кульгун
